Между тем лодка была уже на середине потока. Минуты не прошло, как он уже достиг места, где стены сужались, образуя по бокам две вертикали. По крайней мере, не было намеков на препятствия.
Под туникой Найл повернул к груди медальон. Моментальный прилив сосредоточенного покоя позволил досконально взвесить обстановку. Вместе с тем выявилось и то, что он, Найл. действует, полагаясь исключительно на удачу; так что прибегни он к медальону прежде, чем залезать в лодку, от опрометчивого решения воздержался бы.
По крайней мере, порыв жизнестойкости в данном положении действовал возбуждающе. Стены проносились на такой скорости, что перед глазами мелькало. От неожиданного броска на одном из водоворотов лодка легла на бок, но выправилась так быстро, что Найл даже не успел струхнуть.
Несмотря на бешеный темп, было даже время поразмыслить: почему на карте вдоль потока указывалась по пути к выходу некая тропа? Ломать голову над ответом не пришлось. Вода не всегда стоит так высоко. Сейчас конец года, и от дождей река сильно поднялась. Летней порой она наверняка гораздо мельче и течение на порядок слабее. При теперешнем полноводье пускаться по ней, возможно, никто бы и не отважился.
Словно вторя этим мыслям, лодка пошла на разгон: оказывается, река здесь направлялась вниз. Течение сделалось таким свирепым, что кипящие у стен буруны шипели, когда лодка мчалась мимо. Не под силу было даже держаться в сидячем положении: Найла вскоре повергло, как от удара; хорошо хоть он ухитрился упасть на колени. Фонарик покатился по днищу; пришлось, изловчась, поймать его и заточить в боковой карман сумы. Вода вольно перехлестывала через борта; не ровен час, можно запросто пойти ко дну. Однако строитель лодки толк в своем ремесле знал; даже вспарывая носом волны, полузалитая водой, она держалась на плаву как ни в чем не бывало, словно сделанная из пробки.
Поперхнувшись водой, Найл сквозь пелену на глазах различил впереди смутно забрезживший свет. Однако облегчение сменилось тревогой, когда до него дошло: свод подземелья становится таким низким, что выход смотрится не более чем щелью, способной попросту расплющить утлую скорлупку. Но не успел он и глазом моргнуть (а не то что испытать облегчение), как лодка пулей вылетела из подземелья. Резанувший свет на мгновение ослепил. Проморгавшись, Найл увидел, что река вокруг разлилась, а берега окаймляет растительность.
Желание было одно: скорее на сушу. Найл машинально ухватился за торчащий над водой сук дерева, но тот обломился, а он сам чуть не вывалился из лодки.
Следующую сотню метров река продолжала расширяться, быстро смиряя свой строптивый нрав. Вместе с тем лодку за это время отнесло от берега на достаточно большое расстояние. Дальше река снова сделалась уже. Найл изготовился поймать первое корневище, какое только подвернется. Он так сосредоточился на береговом склоне, что спохватился, лишь когда течение понесло лодку к очередному водопаду – небольшому, метра полтора. А между тем, если не зевать, можно притормозить о скальную глыбу посреди потока. Но лодка уже летела с обрыва стремглав, а вместе с ней и Найл, вниз головой. Стукнулся затылком обо что-то твердое и ощутил напоследок, как в рот и нос хлынула вода.
А потом в мозгу словно разбили лампочку.
Он лежал вниз лицом; в голове будто кто махал кувалдой. Вмиг набежала тошнота, и желудок задергался в спазмах, но наружу вышла лишь вода, которой Найл успел наглотаться.
Вот его вроде, подхватив под руки, поволокли через прибрежные заросли, но изнеможение было такое, что происходящее даже не вызывало любопытства. Тошнота начала постепенно отступать, сменяясь отрадной прохладой. Найл усилием воли открыл глаза, но лишь сообразил: со зрением что-то не то. На него смотрело лицо, но не привычное, а как будто отлитое из стекла или же высеченное изо льда. Недолго помаячив, личина словно истаяла в воздухе.
Молотобоец в черепе унялся, но удар о камень, судя по всему, был действительно нешуточным. Впечатление такое, что досталось и спине. В вернувшееся сознание почему-то втемяшилось, что из беды Найла выручил жук-бомбардир. Постепенно это впечатление произвольно перетекло в подобие сна, где фигурировали какие-то деревья под водой.
Открыв глаза вдругорядь, он различил над собой густую листву и понял, что лежит на спине под сенью дерева. Медальон выпростался из-под туники, и Найл поспешно закинул его обратно, причем не той стороной. Внезапная боль надавила на глаза так резко, что он чуть не вскрикнул.
Справа от себя он уловил движение, но, когда повернул голову, в очередной раз сделал вывод, что зрение ему изменяет. Глазам представали не четкие контуры, а лишь зыбкие, размытые очертания, как дым от костра. Но ощущения опасности не было, и это обстоятельство позволяло спокойно прикрыть веки. На этот раз забвение являло собой нечто большее, чем обычный сон.
Очнулся он от неприятного ощущения: мокрая одежда липла к телу. Стоило шевельнуть головой, как резкая боль заставила стиснуть зубы. Потянувшись, Найл осторожно коснулся затылка. Затылок, разумеется, саднило, а на пальцах виднелась кровь. Судя по небу в просветах леса, день клонился к закату. Найл кое-как сел, попутно обнаружив, что голова его все это время находилась на подобии подушки; к окровавленным волосам пристал сухой листок. На расстоянии, где-то в сотне шагов, немолчно шумела река. Кто-то определенно оттащил его от воды и предусмотрительно нагреб под голову листьев. Все указывало на какое-то разумное существо, причем благорасположенное. Но где он, этот загадочный спаситель?