Свет окружал скудный, не ярче звездной ночи. Взгляд Найла был прикован к ступеням впереди, так что когда на одном участке, где они были помельче, он все же поднял голову, сердце на мгновенье замерло. Восхождение уже заканчивалось, открывая взору огромный мост, пролегший от утеса через бездну, из которой с ревом рвался жаркий ветер.
Минуту спустя все остановились на каменной площадке в сотню метров шириной. На дальней ее стороне карниз исчезал, возможно, снова идя вниз. Найлу подумалось, что они находятся внутри горы.
Когда подошли ближе, Найлу открылось, что «мост» впереди – естественный каменный выступ пятиметровой ширины, суженный кверху наподобие исполинского древесного ствола. От одной лишь мысли о том, что придется проходить над этим ревущим ураганом, пробирала дрожь (какое там идти – уж лучше ползти на четвереньках). Но когда первым как ни в чем не бывало пошел тролль, в Найле все же воскрес осторожный оптимизм: как-никак ветер дует снизу, и от него будет защищать сам мост. И действительно, на мост пробивались лишь отдельные гаснущие порывы.
Каменная поверхность была хоть и неровная, в выбоинах и трещинах, но держаться на ней оказалось нетрудно. Между тем медальон начинал действовать на внимание угнетающе. Поскольку сложностей с переходом не предвиделось, Найл под туникой развернул его другой стороной. На восстановление контакта с хамелеонами потребовались считаные минуты. При этом вокруг ощутимо посветлело и стало видно, что мост в середине изгибается дугой, а затем спускается на плоский каменистый участок по ту сторону, в четверти мили впереди.
Сообщаясь теперь с сознанием спутников, он улавливал ответы на всякие занимающие его вопросы. Так, внезапно открылось, что тролль этот – хранитель моста; без его позволения проход для всех закрыт. Местные тролли вроде как обитали в пещерах, являющихся частью основного лабиринта (стоило вспомнить все те ответвления от главного туннеля). Жили они разобщенно и к другим существам (особенно почему-то к людям) относились неприязненно. Исключением были хамелеоны, которые могли оказывать им некую услугу (Найл толком не понял какую). К счастью, исключение распространялось и на гостей хамелеонов.
Озадачивало то, что, несмотря на присутствие своего великорослого покровителя, спутники Найла явно тревожились, а дойдя до середины моста, припустили так, что поспевать за ними стало непросто. И это при том, что видимых причин волноваться, казалось бы, не было. Впрочем, ветер теперь в самом деле доносил запах, вызывающий неприятные ассоциации. Вспомнилось, какие именно. Это был запах разложения, который у Найла ассоциировался с мертвым телом отца, а также с трупами, оставленными гнить в квартале рабов. (Когда Найл впервые попал в город Смертоносца-Повелителя, рабов там держали в неведении насчет того, что они идут паукам на прокорм. Для этого несколько тел намеренно оставляли разлагаться прямо на улице, чтобы усыпить всяческие подозрения об истинных намерениях хозяев.)
Найл изумленно моргнул. Спешившие впереди спутники сгинули. Присутствие их ощущалось по-прежнему, просто сами они сделались невидимыми. Пока он растерянно озирался, запах разлагающейся плоти усилился, и по затылку его ударило что-то холодное и осклизлое, отчего он, запнувшись, полетел на четвереньки. Сзади за волосы цепко схватила чья-то рука, да так, что не повернуть головы. Странно, но другая конечность, нащупывающая сзади путь к его шее, ощущалась не как рука, а что-то вроде птичьей лапы. Вывернув назад руку, Найл что было силы схватился за льдисто-холодное, костлявое запястье. А повернув рывком голову, он увидел лицо: точнее, не лицо, а скорее череп с глазами, запавшими в глазницы.
Сзади его схватили за лодыжку. Страх придал силы, и Найл с коротким воплем вслепую лягнулся, вырвав тем самым ногу из цепких пут. Наконец удалось повернуться, и удар кулаком пришелся как раз по костистой образине, которая вынужденно выпустила его волосы. Тут, к облегчению и даже удивлению, нападавший рухнул наземь, и у Найла впервые появилась возможность рассмотреть у себя в ногах этот мешок смердящих костей с кладбищенской свалки.
Рядом шла ожесточенная схватка его невидимых спутников с мерзкого вида осклизлыми тварями, налетевшими откуда-то из-под моста. Та из них, что поближе – с паклей седых волос, – с неожиданной резвостью впивалась в свою незримую добычу, оседлав ее, как всадник лошадь. Дернув проклятую за волосы, от омерзения Найл вскрикнул: волосы остались в руке вместе со скальпом, изнутри которого копошились жирные опарыши.
В ужасе от мысли, что его сейчас стащат с моста в зев бездны, Найл обратил взгляд на гигантскую фигуру тролля: неужели наседают и на него? В эту секунду последовала ослепительная вспышка, и в воздухе пахнуло озоном. Тролль стоял, властно расставя ноги, а правую руку вытянув перед собой. Раздался треск, и с конца его пальца сорвался еще один зигзаг напряженного огня, вмиг испепелив не успевшую приземлиться на камень гадкую химеру. Та лопнула, как пузырь, и исчезла, оставив за собой лишь шлейф гнилостной вони; как будто бы повара на дворцовой кухне у Найла приготовили что-нибудь несвежее.
Вид у увальня был поистине демонический: рот оскален, кривые зубы торчат. Не тролль, а прямо-таки бог разрушения. И всякий раз с вытянутого пальца срывался мгновенный огнистый зигзаг. Одну из крылатых тварей сразило всего в нескольких дюймах от Найла. Его самого тряхнуло как от тока, а лицо осыпало мелким сухим пеплом.
Не прошло и минуты, как все было кончено: из крылатой нежити не уцелело никого. От несносного смрада Найла затошнило и неминуемо вырвало бы, если б не медальон, вовремя повернутый под туникой: самочувствие тут же восстановилось и тошнота унялась.