Мир пауков: Маг. Страна призраков - Страница 213

213

Все это, несомненно, имело целью убедить рабочих, что при таком справедливом общественном строе у каждого из них есть возможность пройти в верхи.

Затем на сцену начали подниматься шахтеры и рудокопы третьего уровня, поношенностью одежды напоминающие рабов города пауков. Судя по худобе и мертвенной бледности, они недоедали. Присутствие правителя вызывало у них такой трепет, что на колени они становились дрожа, а один так и вовсе лишился чувств, и его под руки поднял мег. У бедняги по щекам текли слезы, и со сцены он сошел с трудом. Зал всколыхнуло от живого сочувствия – ведь понятно было, что все это от беззаветной любви к карвасиду.

Наблюдая, Найл опять невольно настроился на критичный лад. Интересно, почему Маг сам допускает такое нелепое низкопоклонство? Помнится, став правителем города пауков, Найл подчас и сам сталкивался с подобным к себе отношением. Но оно не вызывало у него ничего, кроме глухого неприятия, и со временем подданные перестали выказывать признаки раболепства в присутствии правителя, а некоторые даже научились тактично избегать при встрече поклонов (скорее бы вообще все эти почести упразднить).

Хотя, может, дело здесь не в эгоизме Мага. Наверное, все это вызвано необходимостью как-то удерживать горожан от скучливого созерцания своей незавидной участи узников подземелья. Отсюда, возможно, и милитаризм: он поощряет дисциплину. Ведь и у венценосца Каззака, если вспомнить, в его городе была проблема безысходной скуки, которую даже постоянная угроза паучьего вторжения не могла перебороть.

Но вот награждение подошло к концу, и внимание аудитории слегка рассеялось. Вместе с тем чувствовалось, что мероприятие еще не завершено – даром что было уже почти два часа ночи.

Все собравшиеся обернулись на очередную группу вошедших, тоже рассредоточившуюся внизу вдоль сцены. Вид у них был тревожно-взволнованный; стало ясно, что эта группа готовится получить некое взыскание. Странно, что это происходит непосредственно после награждения. Хотя, если вдуматься, в этом есть своя логика. Достойных поощрили наградами; теперь же наступает черед проштрафившихся.

В отличие от награждаемых, эти негодники (общим числом девять) на социальные группы не разделялись. Наказание, видимо, отчасти состояло и в том, что их гнали одним гуртом, как заключенных, без сословных различий.

Все смотрели на них с мрачным любопытством. Первым стоял рабочий в грубой серой одежде вроде той, что у рабов. Найл его узнал: седой усач, что брел вдоль дороги, когда они проезжали по второму уровню. За ним – женщина, тоже седовласая и тоже в рабочем платье. А вот пара, что стояла за нею, явно принадлежала к высшей касте: у мужчины военная выправка, а женщина на редкость грациозна; пышные светлые волосы перехвачены черной лентой. Дальше снова фабричные и шахтеры, а замыкал строй тучноватый, с тяжелым подбородком дядька в посконной тунике.

Итак, первым в очереди стоял тот усач. На экране было видно, что его от страха покрыла испарина. Тифон ровным, невыразительным голосом зачитал обвинение: дескать, этот человек по имени Побрег постоянно отсутствует в общежитии и предпочитает держаться в стороне от всех общественных мероприятий, будь то игры или что еще. Подобное неучастие наводит его товарищей по работе на мысль, что он чурается коллектива.

Побрег упал на колени, моля о пощаде, невнятно объясняя, что это все от болезни и депрессии и что у него нет женщины, которая согласилась бы стать его временной спутницей. Кончилось тем, что он, расплакавшись, простерся ниц у ног Мага, который, сняв наушники и надвинув на глаза капюшон, безмолвно слушал.

Тифон взглянул на правителя – не скажет ли тот чего. Карвасид хранил молчание, поэтому Тифон, обернувшись к обвиняемому, суровым голосом разъяснил, что при существующем справедливом строе неучастие воспринимается как критика, каковая вносит в ряды смуту. Поскольку поступок этот у Побрега первый, он на три месяца лишается заработка, но если подобное повторится, его ждет тюрьма.

Усач, которого на сцену заволокли два мега, тут же снова простерся у ног карвасида и принялся их целовать, после чего на четвереньках слез со сцены. Зал вздохнул с таким облегчением, будто и сам только что избежал наказания.

Затем наступила очередь блондинки и мужчины с бравой выправкой и фигурой атлета. Их вина заключалась в том, что они, в нарушение закона о раздельном проживании, провели вместе двадцать шесть ночей кряду, да еще и вынашивали план устроить совместный трехдневный отпуск в отдаленной части Евакианской долины (это еще где?). Могут ли они сказать что-либо в свое оправдание? Оба угрюмо промолчали.

Опять не дождавшись реакции Мага, Тифон объявил, что у него нет иного выхода, кроме как назначить полагающееся наказание: шесть месяцев рудников.

Женщина в отчаянии вскрикнула, мужчина же сокрушенно поник. Опустившись на колени, он припал к ногам Мага и взмолился о снисхождении. На этот раз Маг чуть заметно кивнул, отчего женщина облегченно прослезилась. Тифон объявил, что пара предпочла телесное наказание, которое будет должным образом исполнено: три удара плетью мужчине, два женщине.

Мужчина вновь повернулся к Магу и в наступившей тишине севшим от волнения голосом спросил, нельзя ли наказание за двоих принять ему одному.

Тифон снова взглянул на Мага, лицо которого каменно посуровело. В нависшей тишине раздался его чистый, льдистый голос:

«В таком случае женщина избегла бы наказания. Но я сделаю еще одно снисхождение: вы оба получаете по три удара плетью. Тишина!»

213