Пожилая женщина все так же стояла у раковины, только сейчас она чистила рыбу и укладывала ее на противень. Найл, постояв за спиной у женщины, сделал шаг и слился с ее телом.
Он тотчас ощутил то же приятное, чувственное тепло, что и у Каты, только гораздо сильнее выраженное. Тут он понял, отчего ей так хочется обзавестись мужем: ее всю будто током покалывало эротической энергией. Более того, она моментально осознала в себе Найла, почувствовала мужскую энергию, которую с желанием впитала.
Ублаженный – и малость раскаивающийся в своем вторжении – Найл поспешил от нее отрешиться. Но за время этого краткого контакта он уловил то, что его заинтриговало: несомненную враждебность к Магу. А потому Найл, подавив в себе виноватость, снова слился с телом этой женщины.
Последовало уже знакомое чувство полного отождествления, которое он испытал накануне с Умайей; то, что открывало полный доступ к ее памяти. Однако в случае с Умайей точно так же открывался и сам Найл, в то время как для этой женщины он оставался закрыт.
Ее звали Квинелла. Эта гувернантка пятидесяти четырех лет, как, собственно, и все женщины в городе, ежедневно принимала порцию снадобья, замедляющего процессы старения. Но это снадобье действовало лишь на тело; голова, а заодно и шея старели в обычном порядке.
Побочным эффектом лекарства было то, что оно стимулировало физическое желание, поэтому Квинелла своей чувственной активностью фактически не уступала молодой. А поскольку, как и у многих в ее возрасте, обзавестись любовником у нее не получалось, глухое отчаяние, нарастая, делалось непереносимым. Когда такое происходило – примерно раз в неделю, – она наведывалась к дереву калинды и обнимала его, давая хоть какой-то отток своей эротической энергии.
Так вот почему прижималась к калинде та группа женщин, когда Найл с Гереком проезжали мимо в повозке. А Герек почему-то соврал, что они надеются зачать, – мол, суеверие.
Понятно и то, отчего Квинелла злится на карвасида. Когда разнеслась весть, что планируется мир с пауками (а в городе, где все общаются телепатией, такое становится известным в одночасье), от изумления и радости она была сама не своя. Еще бы: для нее, как и для всех других горожан, это означало наступление новой эры. Поэтому известие о том, что Найл с капитаном заключены в темницу, вызвало жуткую волну негодования, кладя конец в том числе и надеждам Квинеллы обзавестись мужем.
Шум голосов в доме дал понять, что прибыл Герек. Ката поместила на тележку еду, предусмотрительно поставила еще один графин с вином и повезла ужин в столовую.
Герек сидел напротив Тифона с пустым бокалом; он уже успел махнуть вина. Чувствовалось, что, как и Тифон, он утомлен и сердит. Робкую попытку Каты развязать ему шнурки он пресек строптивым жестом: дескать, иди гуляй.
Когда дверь за ней закрылась, Тифон с горечью произнес:
– Разумеется, он твердит, что все это моя вина.
Сила его чувства была так велика, что Найл невольно поморщился.
– Но при чем здесь ты?
– При том, говорит, что я объявил про договор о мире, не посовещавшись с ним.
Осушив бокал, Тифон мрачно уставился в пол.
– Но ведь публичные вердикты всегда оглашаешь именно ты! – рявкнул Герек.
– Я ему так и сказал. А он мне – уж не просчитанный ли это заранее заговор против власти?
И тут до Найла дошло: Маг, как ни странно, прав. Тифон сделал это заявление намеренно, чтобы подтолкнуть властителя к принятию решения.
– Бред какой-то, – фыркнул Герек.
– Вот тебе и бред. А теперь он лишь усугубляет положение. Причем сам не знает, как сладить со всеобщим недовольством. Упертый, как не знаю кто.
Герек нервозно осмотрелся и, подойдя к двери, на всякий случай выглянул наружу. Вернувшись к креслу, тяжело промолвил:
– Ох как не хотелось бы, чтоб ты переселился в один из его казематов. – Он сел. – Расскажи, как все было.
Тифон с видимым усилием успокоился.
– Когда ты утром ушел, ко мне приходили Бальтигар с Васконом. Хотели, чтобы я испросил аудиенцию у карвасида. Я сказал, что это бесполезно: если он что-то решил, то его уже не разубедить. Тогда они спросили, не переговорить ли с карвасидом им самим – то есть Гражданским собранием в полном составе.
– Бог ты мой! – Герек невольно выпрямился.
– То-то и оно. Как объяснить им, что он никого не принимает по той причине, что ненавидит людей! Они-то думают, что он мудрый и добрый, – но ведь я сам их в этом убедил, талдычил до посинения! И как же теперь разом обрушить на них правду!
– Но после той ночи они, должно быть, поняли, что его замкнуло.
– Понять-то поняли. Но Бальтигар – мэр, а Васкон возглавляет Собрание. Они считают, что вправе выражать свое мнение.
Герек с деланой патетикой всплеснул руками:
– Так что ты им сказал?
– Что изложу их позицию карвасиду. Так что отвязались они от меня, лишь когда мы уже поравнялись с калиндой, и отправились в ратушу. Я обещал, что позже туда подъеду и сообщу о его решении.
– И как ты подал все это хозяину?
– Ох-х. Сам догадайся. Ну, довел до него, что все жители страны желают мирного договора и, может, еще не совсем поздно.
– И каков был ответ?
Тифон невесело усмехнулся.
– С ним чуть припадок не сделался. Он тут же вызвал Джелко и велел вооружить гвардейцев «жнецами».
– Что?! – Герек неподдельно ужаснулся.
– Да это так, игрушки, – сказал Тифон. – С настоящим бластером им не сравниться. Шкуру, конечно, опалят, но только и всего.
– Хвала небесам!
Тифон тягостно вздохнул.
– Будь они настоящими, карвасид уже давно напал бы на Корш.