Мир пауков: Маг. Страна призраков - Страница 96

Найл благодарно поклонился, смущенный тем, что шевельнуться можно едва-едва.

– Благодарю тебя, мудрец. Эх, если б только можно было изложить твои воспоминания на бумаге!

Квизиб, очевидно, слегка растерялся.

– Ты имеешь в виду закорючки, означающие речь?

– Да.

– Но зачем это? Никакой речи нам не надо. Мы и без того друг друга слышим.

– Это понятно. Но именно из-за вашего способа общения вы не ведете летописей. Ни один паук в этом городе не знает ни о том, как строилась Большая стена, ни о том, какая трагедия постигла войско Касиба Воителя в Долине Мертвых. Неужели все это достойно забвения?

– Почему же. Память о том живет. Она в моем мозгу. Во мне для того и поддерживают жизнь.

– А сам ты хочешь, чтобы в тебе ее поддерживали?

– Нет. – В односложном ответе чувствовалась неимоверная грусть. – Я как избавления жду того дня, когда меня наконец оставят в царстве небытия.

Найл не в силах был сдержать любопытство:

– А каково это – не быть?

– К сожалению, не могу припомнить. Едва я вхожу в этот мир, как память о том, ином царстве пропадает, будто зыбкий сон после пробуждения. Но уже по неохоте вступать в этот мир можно судить, что в том царстве, должно быть, поистине прелестно.

– И что, тебе хочется остаться там навсегда?

– Даже очень, но я обещал пребывать в живых, чтобы моя память никогда не затерялась.

– А вот если б твою память передать на письме, тебя бы можно было освободить от обещания.

– Такое невозможно, – твердо, с убеждением сказал Квизиб.

– Действительно, всю тонкость и богатство твоих ощущений передать трудно. Но можно было бы запечатлеть все сколь-нибудь существенные события. – Чувствуя, что Квизиб собирается возразить, он торопливо продолжал: – Ты послушай. Было время, когда у людей не было письменности. Но у них была речь, и менестрели со сказителями, излагая на свой лад истории великих дел, передавали их из поколения в поколение, не давая памяти угаснуть. Затем была изобретена письменность и появилась возможность вести летописи. Отныне человек знал свою историю. История человеческой цивилизации целиком хранится теперь в архивах Белой башни.

Квизиб был явно под впечатлением.

– Наверное, это неимоверное множество слов.

– Да. Каждая страница содержит множество слов. А каждая библиотека содержит множество книг. – Для большей ясности Найл сопровождал слова мысленными образами.

Квизиб, казалось, был потрясен.

– Да это же поистине труд вечности.

Найл, непривычный к выражению абстрактных понятий, ощутил в душе нарастающее отчаяние.

– Ты не понимаешь. Вам, паукам, такая идея не по нраву, потому что на первый взгляд кажется скучной. Вы живете настоящим и считаете его таким интересным, что до прошлого вам и дела нет. А это своего рода лень. – По паучьим понятиям, Найл говорил ужасающе грубо, но так спешил высказаться, что было не до этикета. – Люди тоже ленивы, но всегда есть некоторые исключения. Поэтому среди них отыскивались немногие, кто вел летописи, составлял атласы звездного неба, изучал законы геометрии – вся та работа, что у большинства считается скукой. Вот так, постепенно, люди построили огромные города и освоили планету, занимаясь тем, что у вас считается скукой. Лишь упорно делая то, что считается рутиной, люди перестают быть рабами и осваивают роль хозяев.

Говоря, он с отчаянием чувствовал, что слова не доходят и ни один паук не в силах понять, о чем он. А закончив, с изумлением осознал, что пауки слушают, буквально затаив дыхание, и лишь тут понял, что страстная убежденность в голосе невольно заставила их прислушиваться к его словам, словно к некоему божественному откровению.

Воцарившаяся следом тишина дала понять, что они усвоили сказанное и сосредоточенно размышляют над его значением. Наконец Квизиб сказал:

– Переложить мои воспоминания на человеческий язык ох как непросто.

– Не спорю. Но это легче, чем ты думаешь. В Белой башне есть устройство, способное читать ум. Оно могло бы хранить содержимое твоей памяти, и память никогда бы не затерялась.

– Смертоносец-Повелитель никогда бы этого не допустил.

– А его позволения и не требуется. Я правитель этого города. – Было как-то неловко заявлять об этом вслух, но чувствовалось, что выбора нет. – Мне решать, как быть.

Квизиб как бы перевел изумленный взор на Асмака.

– Это правда?

– Да, господин. Он посланец богини, а следовательно, правитель этого города.

– И его воля превыше воли Смертоносца-Повелителя?

– Да, господин.

Квизиб справился со своим замешательством, иначе было бы бестактно. К Найлу он обратился с нарочитой почтительностью, как к властительному вельможе:

– Прошу простить, повелитель. Я не знал, кто ты.

Найл мысленно отозвался: дескать, ни к чему. Но в голосе Квизиба по-прежнему чувствовалось беспокойство.

– Я торжественно присягнул не уходить в небытие…

– Властью, вверенной мне богиней, – перебил Найл, – я могу освободить тебя от твоего обета.

Квизиб раздумывал в тишине. Когда снова заговорил, стало ясно, что он пришел к решению.

– Тогда, видно, тебе по силам снять с меня обет молчания о разговоре, что был у Мадига с Касибом Воителем.

– Так ты что, знал тайну? – удивленно спросил Найл.

– Смертоносец-Повелитель наконец разгласил ее в ночь великой бури, когда мы с ним дожидались рассвета в Долине Мертвых. Катастрофа подточила его силы, и он хотел излить кому-нибудь душу. Поскольку я был единственным, кому он доверил тайну, я поклялся молчать. Но нет такой тайны, которую нельзя разгласить посланцу богини.