Мир пауков: Маг. Страна призраков - Страница 208

208

– Это у нас главный распорядитель, Замго. Служил верой и правдой тридцать лет; карвасид в нем души не чаял.

– Да уж, – усмехнулся Герек. – До горничных был охоч – страсть. Ни одной не пропустил, всех обрюхатил.

– Он чем-то болел? – поинтересовался Найл, оглядывая уродливую, словно недугом перекошенную фигуру карвасидова любимца.

– Вовсе нет. Просто был одним из самых успешных экспериментов карвасида.

– Экспериментов?

– Когда-то это называлось генной инженерией. Но карвасид сделал грандиозное открытие, что на гены можно влиять через подсознание, доступ к которому открывают определенные вибрации. Ты когда-нибудь слышал про обучение во сне?

Найл кивнул.

– Здесь в основе лежит примерно тот же принцип.

– Но почему карвасид сделал его таким безобразным?

– Он проверял идею, что уродливые люди оказываются наиболее умными. Скажем, Фоззил был далеко не красавцем, но во всем отряде именно он был самым сметливым, исполнительным и работящим. Видимо, свою неказистость он компенсировал развитием других качеств.

Найл неприязненно покосился на мумию Замго.

– Ну это, мне кажется, уж как-то слишком.

– Я бы, пожалуй, согласился, – в тон ему сказал Герек.

– Зато на работе это не отражалось. Службистом Замго был образцовым.

Найл прошелся вдоль большой стеклянной витрины с остальными «экспонатами» – такими, что лучше не глядеть.

– Почему они все так уродливы? – спросил он наконец.

– Видишь ли, в ту пору карвасид работал над сравнительно простыми генетическими вариациями, и некоторые из них действительно вышли неприглядными. – Тифон указал на урода с носом, похожим на огромную шишковатую клубнику. – Красота – это гармония многих частей в совокупности. Замени одну, и общая картина испортится до неузнаваемости.

– Но он создал хоть что-нибудь, не отдающее уродством?

– Да много чего. Боюсь показаться нескромным, но и мы с Гереком тоже в каком-то смысле плоды его деяний: матери, вынашивая нас, бессознательно подвергались его воздействию.

– Только на матери Тифона, в отличие от моей, внушение сказалось не особо, – улыбнулся Герек.

Тифон с притворной сердитостью ткнул его в живот.

Проходя мимо какого-то змееобразного обрубка с признаками человечьего лица, Найл лишь гадливо отвел глаза, ни о чем не спросив.

А вот перед другим экспонатом он, наоборот, с интересом остановился. В большой прозрачной емкости с жидкостью плавал объемистый мозг.

– Вот один из наиболее интересных экспериментов, – увлеченно заговорил Тифон. – Этот мозг выращивался вне тела. Карвасид рассчитывал, что сможет подавать все внешние раздражители с потоками энергий. Человек, которому этот мозг принадлежал – ребенок-паралитик по имени Руфио, – даже не догадывался, что у него нет ни конечностей, ни туловища. Стимулируя рефлекторные дуги, карвасиду удавалось внушать ему, что он делает все, чем подобает заниматься обычному ребенку: ест, пьет, гуляет, играет. Он даже учился плавать.

– И успел влюбиться, – подсказал Герек.

– Влюбиться? – изумился Найл.

– Представь себе, да. Когда Руфио достиг половой зрелости и стали выделяться половые гормоны, ему в мозг внедрили образ разбитной красотки. Причем одной лишь любовью дело не ограничилось. Мозг начал с удивительной скоростью прибывать в размерах: за год почти вдвое. Понимаешь, к чему я клоню? Не сдерживаемый черепной коробкой, он продолжал безудержно разрастаться. Карвасид, таким образом, создал сверхмозг, живущий целиком иллюзиями!

– И чем все закончилось? – спросил Найл, явно под впечатлением.

– Чем? Гм. Он свихнулся.

– От скуки?

– Вовсе нет. Скука напрямую связана с остальным телом, изнывающим по внешним раздражителям. У Руфио же их было в достатке.

– Всего, кроме секса, – уточнил Герек.

– Это тоже у него было, в виде электрической стимуляции.

– Да разве это сравнится с настоящей девушкой?

– Откуда нам знать: может, оно даже и ярче.

Замечание Герека, похоже, прервало ход его мысли. Тифон посмотрел на часы.

– О-о. Нам пора в зал, к остальным.

– А карвасид там будет? – живо спросил Найл.

– Нет. Он у себя в апартаментах. В таком возрасте общение с людьми для него – сплошная обуза.

Вполне понятно. Помнится, дедушка Найла, Джомар, за несколько месяцев до кончины утратил всякий интерес к жизни. А карвасид несравненно древнее его.

На подходе к залу приемов Найл с удивлением заслышал звуки музыки. Лишь входя в распахнутые двери зала, он сообразил, что музыка звучит не в исполнении оркестра, а непосредственно у него в голове. Да так бодро и заразительно, что настроение взмывает само собой.

Гостей здесь было – не протолкнуться: сотни три, не меньше. Посреди зала, на возвышении, и в самом деле играл оркестр из десятка музыкантов – все в синей форменной одежде с блестками. Эстраду покрывал прозрачный купол с закрепленными сверху и соединенными меж собой металлическими тарелками. Очевидно, это устройство преображало музыку в телепатические сигналы, доносящиеся до всех, кто был в зале. А так как гости общались меж собой на одной волне, атмосфера полностью соответствовала обычному светскому рауту с многоголосой болтовней и звучанием оркестра.

Стоило мысленным усилием заблокировать этот звук, как зал разом погрузился в неестественную тишину, нарушаемую лишь шарканьем танцующих пар и приглушенными звуками музыки под колпаком. Истаяло и ощущение веселья – впрочем, тут же возвратившееся, едва Найл вновь настроился на музыку. Странное, надо сказать, чувство: все равно что из-под яркого солнца шагнуть под проливной дождь, а затем обратно.

208