Одежда на теле, обычно даже неосязаемая, сейчас терла до раздражения назойливо, словно с тела удалили верхний слой кожи. Восхищение сочеталось с дискомфортом, даже солнечный свет казался нестерпимо ярким, так что пришлось невольно зажмуриться. В этом состоянии обостренного бодрствования обычное сознание казалось неким сном.
Было ясно одно: аппарат Галлстранда вызывает особые изменения в мозгу. По словам Бойда, он помогает больным с повреждениями головного мозга. У Найла появился соблазн вернуться в больницу посмотреть, есть ли еще какая-то информация об этом аппарате в книгах по медицине, но, почувствовав на лбу испарину и желание лечь, Найл решил не делать этого.
Идя по южной стороне площади к дворцу, он сознавал, что с головой по-прежнему творится странное. Вот сейчас, допустим, что-то просто ошеломляющее: все вокруг будто взбухает, снова принимая затем обычный размер. Или, скажем, издалека в мгновение ока налетает что-то огромное, а затем с такой же скоростью уносится назад. А то и так: он сам летает на качелях взад и вперед. Голова кружилась, вызывая знакомую уже тошноту. Утешала лишь мысль, что, коль скоро все это от аппарата Галлстранда, что лежит теперь в кармане, эффект должен быть только временный.
Оказалось, легче становится, если пристально вглядываться в тротуар под ногами. Но при этом возникает другой любопытный эффект. Текстура тротуара, казалось, становится крупнее и как-то достовернее; смотришь на него всего несколько секунд, а уже кажется, что запомнил на всю оставшуюся жизнь.
Найл мысленно напрягся, как бы отталкивая картину на длину руки, и чрезмерная достоверность исчезла, заменившись таким ощущением, будто он смотрит на тротуар с обратного конца подзорной трубы.
Он уже приближался ко дворцу, когда услышал, что сзади нагоняют. Оглянулся: Бойд.
– Ты забыл вот это. – Паренек протягивал коробку с озерной травой.
– Ага, спасибо.
Бойд пристально посмотрел на него.
– С тобой все в порядке? Вид у тебя какой-то забавный.
– Да, я в порядке. Просто устал чего-то.
Бойд посмотрел на золотистую ленту, выбившуюся из широкого кармана туники.
– Это у тебя, наверное, от нее, да? Я так вообще как попробовал, так будто от медовухи окосел. Но оно быстро проходит. Теперь тебе понятно, как этот аппарат действует?
– Думаю, да. Тебя что, опять там ждут?
– Нет, что ты. Они сейчас собираются анализировать соскоб с того топора. Это займет несколько часов. – Бойд поднял взгляд на дворец. – Ух ты, здесь ты живешь?
– Да.
– Место великолепное. И мраморные лестницы тут есть?
– Есть. Хочешь зайти взглянуть?
– Выше! – выпалил Бойд. Словечко было для Найла внове, но он понял, что оно означает согласие.
Когда приблизились к двери, Бойд нервно покосился на бойцового паука, стоящего на страже; тот застыл как каменный, невозможно понять, сознает ли вообще их присутствие. Когда дверь за ними закрылась, Бойд спросил вполголоса:
– Это настоящий или статуя?
– Настоящий, конечно, – с некоторым удивлением ответил Найл.
– А я думал, может, статуя. У тебя, поди, от них мурашки по коже?
Найлу сделалось как-то обидно за пауков (даже сам от себя такого не ожидал).
– Это у них от нас мурашки должны идти. Надо учиться привыкать друг к другу.
Бойд, не обращая внимания на его уязвленный тон, оглядывал помещение.
– От так да! Вот где бы жить! Прямо как наш городской зал собраний.
Он подлетел к камину и посмотрел снизу вверх на трубу.
– Глядь, вот это высота! А почему дождь не попадает вниз?
– Не знаю.
– А тут что? – Бойд приоткрыл дверь в подвал.
– Подвал.
– Можно взглянуть?
– Там внизу темно.
– Тут есть светильник.
В нише возле двери стоял незажженный светильник с огнивом (с падением рабства разрешили спички, но их все еще не хватало). Бойд со сноровкой, развившейся от долгих лет привычки, запалил фитиль и прикрыл светильник стеклянным колпаком. Затем – он впереди, Найл следом – спустились по лестнице в подвал. На крючьях висело с полдюжины копченых окороков, на полу – несколько кадок с соленьями, маринадами, со специями.
– Что-то не слишком густо, – разочарованно заметил Бойд.
– Правильно, подчистили за полгода.
– Что у тебя вон там? – Бойд указал на массивные черные сосуды, смутно виднеющиеся у дальней стены.
– Ничего, там пусто. – Сказал, а у самого в душе оборвалось.
Сосуд, где находились кулоны, был расколот, на полу лежал обломок вместе с каменной пробкой, опечатывающей горловину. Бойд уловил золотистый отблеск под светом светильника.
– Гляди, вот в этом что-то есть.
Он подался вперед.
– Не трожь! – резко остановил его Найл.
Бойд послушно выпрямился. Найл взял у него светильник и опустился на колено. Сосуд раскололся на три части, словно его шарахнули молотом. Два куска остались стоять вертикально, третий лежал на полу.
Сначала подумалось, что сосуд нечаянно расколол кто-то из слуг, – может, пыжился вынуть каменную пробку, да сил не хватило и уронил ее обратно, а сосуд возьми да расколись. Но понял, что такое едва ли возможно. Никому невдомек, что Найл побросал кулоны в сосуд, поэтому и заглядывать никому не было причины.
Найл изучал кулоны, держа над ними светильник, затем осторожно коснулся их пальцами. Кулоны были абсолютно инертны. Протянув руку, Найл поднял их на ладони.
– Один такой был в больнице, – заметил Бойд. – Что это такое, не знаешь?
– Их носят слуги мага. О маге слышал?
Бойд кивнул.
– Дядя Симеон говорил.
– Значит, знаешь, что они могут быть опасны.